Рубрика: Грустинка

Уже давно поют за окнами дрозды
и клейкие листочки распахнули клёны,
но в мир привычный разведены мосты,
здесь царство сумрака, здесь царствует Corona

И лишь глаза испуганно глядят в твои глаза,
не бойся Гюльчатай - ведь тайна маски свята,
контрольной полосой легла граница - можно и нельзя,
там за «колючкой» смерть, так будь она прокля’та.

А за окном дрозды, а за окном весна,
какая-то чумная, безлюдная, помятая.
Ах лето красное, что ждёт нас там - как знать,
печальное моё ты лето - семьдесят пятое.

Недопитая, недопетая,
куда ближе, чем вся родня,
что там было когда-то, где-то,
а теперь до конца для меня

Может быть. допоём эту песню
на исходе житейского дня,
пусть сфальшивим немного, но вместе,
и теперь до конца для меня.

У камина не помнят ненастья,
ну, а если вдруг лопнет струна,
ты наденешь то чёрное платье
это точно, лишь для меня.

Отец и мать
        и те, кто заменял их в одночасье,
с сестрою брат,
        все за столом с улыбкой милой,
Мне что-то говорят хорошее и,
               видимо, желают счастья.
Покойно,
     может быть, и не было стены могилы.

Проснулся. Это - сон.
       Ночник в углу дрожащей синевой
не беспокоит
      память тех, кто был когда-то рядом.
Сердце ноет,
         к дождю, наверно -
                      не молодой.
Должно быть, ждут родные,
                   там мне будут рады.

Не ходите дети на улицу гулять,
вам сейчас полезней с компьютером играть,
не улице бациллы, как злые крокодилы
щелкают зубами, очень есть хотят.

Скоро, очень скоро, прилетит в наш город,
в наш огромный город большущий самолёт,
привезёт ребяткам красивые перчатки
и много-много масок, как в праздник – Новый Год.

Вчера в Ти-Ви сказали, что будто бы послали
E-mail по срочной связи в страну, где Айболит,
но там всех огорчила ужасная причина,
любимый всеми доктор в больнице сам лежит.

Так что закроем двери, завесим шторой окна,
а стадион и школа пока что подождут,
пусть там наруже звери, все гадкие подохнут
иль даже все от голода друг дружечку сожрут.

Мы все в подлунном мире только гости,
земля – кому ночлежный дом, кому отель, 
ну, если повезет, в конце пути –
                           кому-то хоспис,
где теплый туалет и ванна, и постель.

А дальше всех нас ждет одна дорога –
одноколейный путь в один конец
и память, как последний нам подарок Бога
не важно где и как, пусть в памяти сердец.

Да все мы, к сожаленью, в этом мире тленны,
пусть осень щедро сыпет желтых листьев медь,
и будет всё вовек благословенно,
что приходило здесь отцвесть и умереть.

До свиданья кто-то скажет, до свиданья,
рад был встрече на своём пути,
если даст нам Бог, то расставанье
означает встречу впереди.

Летят успокоившись птицы,
летят в свой последний приют,
туда где покой вечный длится,
где ангелы песни поют.

Под небом высоким, бездонным
проносятся тенью беззвучной,
проносятся стаей огромной,
безвинной, скорбящею тучей.

Земля показалась нам тесной,
мы к звёздам лететь устремились,
откуда же эти болезни,
что пращурам нашим не снились.

Мы даже не знаем увечья
даруемых страшным проклятьем -
бездумная страсть человечья
придумывать страдания братьям.

Летят чьи-то души к покою,
лишь в память у нас превратившись
о горе печальной весною,
беду всей земле подарившей.

Когда бессонница
          вдруг расшевеливает память
и прошлого зашелестят страницы,
ты понимаешь отчего тебе не спится,
ведь это юность в дверь твою стучится,
а ты не можешь встать себя заставить.

Что может изменить твоё старанье
опять открыть сундук – нет не Пандоры,
где жемчуга украли злые воры,
оставив зло измен и ссоры,
а лишь шарады, ребусы,
               кроссворды и желанье
найти тот алгоритм, где всё понятно.

Кто был Руслан, а кто Ратмир,
хазарский князь ль её пленил
иль пышной свадьбой ослепил
Руслан, иль Черномор, девиц всеядный
похититель.
      Как в сказках складно всё порой,
что прямо хочется, задрав штаны,
сбежать в то Лукоморье без войны,
без гриппов, что страшней чумы,
без ностальгии о былом,
                 а ныне о земле чужой.

Листая книгу жизни
        своей или придуманной тобой,
мне хочется подчас, когда не спится,
хотя я точно знаю,
        что там пронумерованы страницы,
их вырвать, сжечь, переписать все лица,
но это мне, увы, а может к счастью,
                   не даровано судьбой.

А может весь сюжет переписать.
                Ночь клонится к зарнице.
Есть экспозиция, вступление, завязка,
чуть стёрта кульминация, развязка,
не книга бытия, а просто сказка,
но где же эпилог?
        Опять там кто-то в дверь стучится.
Наверно старость, а может кто с косой?

Вы меня в могилу не кладите,
чтобы плоть мою там черви жрали,
ползая в пустующих глазницах
и мою улыбку спрятавши в оскале.

Все мы из воды когда-то вышли,
растворившись в памяти событий,
как задумал наш творец Всевышний,
так вы опять с водой меня сродните.

Чтоб не гнить мне на глухом погосте,
где своим я никогда не стану,
а родные приходили б в гости –
просто на прогулку к океану.

Прохлада чистая, волна морская
лениво плещется над головой,
а в небе радуга вратами Рая
подарит раненой душе покой.

Ах как же когда-то мы ждали апреля,
ведь с днём дурака приходило тепло,
каникул мы ждали, считая недели,
скорее бы лето безделья пришло.

А годы спустя мы праздника ждали
в канун отпусков, в суете собиранья,
в предчувствии моря и пляжа гадали,
какие там цены, какая погода,
                   порою сознанье,
ну вот, наконец-то и лето настало,
что празднеств иных
               нам родней и милее.
Мы старость не ждали –
                   сама прибежала,
мы ждали каникул и лета,
                 сознаться не смея.

Ах как же когда-то мы ждали апреля
и вот он пришёл к нам
               холодный, пустынный,
пустые глазницы витрин магазинных
в безлюдные улицы молча смотрели.

Дай Бог, чтобы кончилось это ненастье,
до срока весна умеревшая
                     почила бы в Бозе,
дома наших близких и нас
                  обошло бы несчастье,
а мы подождём наше лето,
               пусть радость приносит.

Апрель, 2020

А вы куда? А вы куда?
Да не спешите господа,
на финише не пьедестал
и победителям медалей не дают,
но, если повезёт,
           то на граните отобьют,
как вас Господь назвал,
да на земле отбытья стаж,
чтоб наверху вам выбрали этаж
и номер с видом из окна:
            на море, cemetery, сад,
а может ‘Круг’.
    Не знаю я каков у них критерий,
я ведь, увы, не Данте Алигьери
да, и по правде, сам боюсь я ‘Ад’.
Успеете уехать господа,
здесь транспорт подают всегда.

Я вспомнил свой давний забытый грешок,
не поцелуй соседки за портьерой,
а первый неумелый и сырой стишок,
что был почти «ничто» в моей карьере.

Я был заштатный поселковый куплетист,
за «ой да я» выл песни в нашем сквере,
а сколько струн гитарных я порвал на «бис»,
но это было всё опять «ничто» в карьере.

Начал писать стишки то тут, то там для дам,
на свадьбы, дни рождений, на бар мицвы,
писал за «молодец», за «браво», за сто грамм,
писал друзьям и даже за границу.

На рифмоплётстве этом лишь одни шиши
я заработал правда, но потерей
их не считаю. Писал я для души
своей и вашей, а вовсе не карьеры.

Когда ж меня спустят в осенний суглинок,
а может быть летний зыбучий песок,
я вам напишу и оттуда новинку,
к какой-нибудь дате паршивый стишок.

Ноябрьский вокзал,
                            с притихнувшим перроном,
 хрипящий паровоз
                           и дрёмою наполненный состав.
Унылый проводник, не глядя, стал
прибывших пропускать в вагоны
от скучных лиц, повидимо, устав.
Простуженный диспетчер объявил
прокуренным фальцетом заикаясь,
что в кассе номер шесть
                                    ещё билеты есть -
немного, но чуть-чуть осталось.
Неясно только,
                          кто к той кассе заспешил.
Одноколейный,
                            невозвратный рейс
до станции
 с названьем грустным “Cтарость”